До самого рождения Иоанна Предтечи наказывается его отец немотой. Праведник — наказывается! И хотя близко удивительное избавление от наказания, невольно задумываешься: ежели праведника наказал Господь, то как же он меня, любимого, терпит? Вот тут и становится понятным евангельское восклицание: верую, Господи! помоги моему неверию. (Мар.9:24)
Вера укрепляется на примерах тех, кто, имея ее, достиг пажитей Небесных, и здесь Иоанн Предтеча, которого Сам Господь называл Ангелом, и есть идеал праведности в теле человеческом, носитель ангельского духа, чистоты и совершенства.

Пустыня стала для него училищем благочестия, и даже в ней он был велик

В пустыне Предтеча питался только акридами и диким медом, одевался лишь в одежду из верблюжьего волоса, опоясывался кожаным поясом, приготовляя себя к высокому своему служению. Именно он — Иоанн, есть начало начал монашества.

Его слова были настолько сильны, что потрясали многочисленных слушателей до глубины души. Именно с него берет начало миссионерское служение, апостольское благовестие.

Предтеча безбоязненно обращал свое пламенное слово против таких гордых и надменных нравом фарисеев и саддукеев, называя их порождениями ехидными. Уста праведника не смыкались до самой мученической кончины. Здесь — источник «веры до крови», то есть мученического подвига исповедания Христа.

Традиция прославлять Иоанна Крестителя в дни его рождения и мученической кончины сложилась еще в первых христианских общинах. С III века Праздник Рождества Иоанна Предтечи уже широко отмечался как восточными, так и западными христианами — его называли «светлым торжеством» и «денницей Солнца правды». В начале IV века праздник был введен в христианский календарь.

Дивен Господь во святых своих. Знаем мы это

Ведаем и иное, что не терпит лукавый тех, кто словом и делом, мыслью и жизнью, не щадя живота своего в любых обстоятельствах, остается верным Христу и на протяжении веков питает окружающих истиною Правды.

Великое лукавому не подвластно, но смущать, пугать и вносить разброд, неразбериху и сомнения он может. Тем более, что прошел большую практику дел подобных, как в ветхозаветные, так и в наши времена.

Брань с многобожием, основной ставкой «врага мiра сего» — не прекратится до времен последних, и в том, что эта баталия через наши города, веси и души проходит — сомнений нет.

Христианство пришло в Русь языческую, и хотя верования славян нельзя сравнивать с язычеством народов Западной Европы или Востока по причине его человеколюбия и своего рода «гуманности», тем не менее многобожие, жертвы и идолы имели, как говорится, место быть.

Христианская идея «милосердного Бога», помогающего и сострадательного принимается нашими предками практически сразу, но нельзя сказать, что Дажбог, Перун и прочие «боги», сброшенные равноапостольным Владимиром в Днепр, сразу преодолели пороги русского Иордана и наших душ.

Языческие традиции одним словом не перешибешь, да и в православном христианском опыте не было принято выкашивать всё дотла. Некоторые народные традиции просто наполняли новым смысловым содержанием, и они сами собой постепенно приходили в соответствие с христианскими нормами.

Так было и при установлении праздника Предтече Господнему Иоанну

Необходимо было изжить в народе языческую традицию, связанную с разнузданностью нравов, гаданиями и поклонению стихиям природы. Концентрировались же все эти, из глубины веков пришедшие, дохристианские суеверия, верования и предрассудки в конце июня, во время летнего солнцестояния, когда прекрасное светило дня, по достижении высокого проявления своих сил, делает первый поворот на зиму. В этот день наши предки-язычники и праздновали Ивана Купалу, а ночь с 23-го на 24-ое была для них самой мистической в году.

«Концентрация» эта была многообразна, красочна и многопланова, да и не удивительно, ведь Купала был в первом ряду языческих богов и считался богом плодов земных, то ли третьим, то ли пятым по значимости после Перуна.

Вот, что пишет о языческом Купале русский историк Кайсаров: «Русское божество, коего истукан стоял в Киеве. Купало был богом плодов, его причисляли к знатнейшим богам. В начале жатвы ему приносили Жертвы. Тогда на полях зажигали большие костры: а юноши и девицы, цветами увенчанные плясали около огня при радостном пении: наконец скакали они и гнали свое стадо через огонь. Эти добрые люди думали, что он обезопасит их от леших».

Кайсаров — скромный историк, более нечестивые «обычаи» воплощаемые в реальность в этот день и ночь опускает, а их хватало, начиная от поиска суженного-ряженного, гаданий, купания нагишом, огненного очищения, сжигания одежд больных детей и заканчивая откровенным блудом и жертвоприношениями…

Установление праздника Рождества Иоанна Предтечи в этот день (хотя по временному отрезку между Рождеством Предтечи и Спасителя оно вполне отвечает евангельскому повествованию) позволило оставить добрую поросль, убрав языческие плевелы. И праздник был принят народом нашим, хотя старинные верования отмирали довольно долго.

Так в «Стоглаве» (сборнике решений Стоглавого собора 1551 года) рассказывается о купальских празднествах, — что во время них «нецыи, пожар запалив, предскакаху по древнему некоему обычаю»; что «против праздника Рождества Великого Иоанна Предтечи и в нощи на самый праздник, и в весь день и до нощи мужи и жены и дети в домех и по улицам и ходя и по водам, глумы творят всякими играми и всякими скомрашествы и песни сатанинскими и плясками, гусльми и иными многими виды и скаредными образовании. И егда нощь мимо ходит, тогда отходят к роще с великим кричанием, аки бесни, омываются водою».

Но вот уже в начале XX века видный исследователь истории традиций и обычаев А. А. Коринфский (1868-1937) пишет в своей «Народной Руси»: «В славянском мире, у всех без исключения народностей, до сих пор купальские празднества не вполне утратили свое первоначальное значение, несмотря на многовековую давность христианства. Из области народной веры они перешли в круг простонародных суеверий, из обрядов — в обычаи, в большинстве случаев служащие забавою для сельской молодежи, совершенно бессознательно воскрешающей на своих игрищах потускнелые образы, безвозвратно канувшие в реку забвения. В старину, когда еще свежа была в народе память языческого прошлого, славяно-русская Церковь вела упорную борьбу с этими обычаями и играми. В настоящее же время только в трудах, оставленных пытливыми исследователями старины в наследие будущему бытописателю человечества, и можно найти более или менее ясное представление о какой-нибудь определенной связи современных простонародных поверий с былой верою».

Не менее спокоен и автор «Настольной книги для священнослужителя» С. Булгаков. В его комментарии на 24 июня читаем: «Под именем Купалы наши предки боготворили благодетельную для растений силу воды и животную теплоту солнца и веровали, что этот Купала сокрыт и в воде, и в огне, и в травах. Во времена христианские наши предки, по своей неразвитости, смешивая языческое с христианским, присоединили праздник Купалы к празднику св. Иоанна Крестителя, дав св. Предтече прозвание Ивана Купалы. В некоторых местностях описанные суеверия существуют и в настоящее время, и для искоренения этих суеверий, унизительных для христиан и оскорбительных для памяти Крестителя Господня Иоанна, требуется усиление пастырского воздействия на жителей этих местностей».

Казалось бы, плевелы язычества почти выкошены, а пеньки идолов в основном выкорчеваны

Но лукавый в очередной раз подсуетился…

Время «толерантности и гуманности» на дворе и как результат — всплеск самого низкого, до элементарного уровня простого, не требующего ни ума, ни знаний верования вновь расцвело. Причин этого множество, но главная из них — духовная бесхребетность, желание получить удовольствие телесное с минимумом затраты как ума, так и сил.

Посмотрите в эти июльские дни на все роды СМИ, независимо от их политической окраски и источников финансирования. Лишь упоминания, что православные 7 июля «отмечают» праздник Иоанна Крестителя, а далее — сплошной Иван Купала с разбором гадательных практик, устройством и формой купальских костров, характеристикой 12 трав для венков, формы и технологии изготовления «оберегов» и тексты заговоров.

Цель одна: сделать из православного праздника, дня памяти и молитвы, очередное празднество похоти. Тут невольно вспоминаются слова летописца псковского Памфилова монастыря, который, описывая эти «празднества» «во градех и в селех» еще в XVI веке, находил возможным сказать, что «в годину ту сатана красуется, яко же сущии древнии идолослужителие бесовский праздник сей празднуют».

Беда в том, что в разгул современного неоязычества постоянно вовлекаются дети, которым за яркими одеждами, кострами и игрищами не видим тот, кто управляет языческим игрищем.

И все же, на фоне раздуваемых по знанию или незнанию «купальских торжеств» нелепостью являются утверждения о якобы существовавшем двоеверии — одновременном исповедании христианства и язычества. Из древних языческих обрядов наш народ сохранил только музыкальный песенный и плясовой элемент — хороводы, песни, игры. Исполняемые обряды пока не носят ярко выраженного религиозного характера. Это лишь продолжение народной эстетической традиции. Имена большинства языческих богов забыты, а оставшиеся — Купала, Лада, Ярило — воспринимаются большинством как игровые персонажи.

Но помнить надобно православному, что непрекращающиеся старания лукавого придать иное значение этому дню могут кощунственно оскорбить того, кто когда-то потряс сердца человеческие проповедью Покаяния и своим пламенным призывом предуготовил путь Самому Богу.

Святой Иоанне Пророче, Крестителю Господень, моли Бога о нас!

источник